Александр Егоров

Обиды временем не лечатся, Но покрываются коростой. И человек в постели мечется, И спать ему совсем непросто.

Измучен мыслями угрюмыми, Он подымается и курит, И занят эдакими думами: «Чтоб вы подохли все, в натуре!»

Терзаемый былыми бедами, Журнал потрепанный листает, А кто-нибудь, ему неведомый, В бараке от чахотки тает.

Зачем теперь не выхожу на площадь? Зачем я временами не разбужен? Скажу в ответ, мой друг, чего же проще: Я не был там, когда я там был нужен.

К лицу ли мне винить свою эпоху: Она, мол, исковеркала мне душу? Я жил порой совсем не так уж плохо — И ел, и пил, и анекдоты слушал.

Что ж из того, что я ума лишился, В конце концов сам загнан был как лошадь? Тому причина — я ведь не решился, Вот прямо так: пойду в свой час на площадь.

Когда я ныне и себе не верю, Мне ль рассуждать о казни Имре Надя? В свой час не вышел я, но запер двери, Был взвешен на весах и легким найден.

Я много лет учил чужой английский, Я говорю свободно по-немецки, Я понимаю также по-французски. Надолго я покинул речь родную, Внимая чутко странным оборотам Подобно хитроумному Улиссу. Был поражен премудростью британцев И восхищен изящностью французов, Мне нравился язык суровый немцев. Однако я всегда мечтал вернуться К тебе опять, от края и до края, Мой городок, где знают лишь по-русски, Да кое-кто не позабыл татарский. Где озеро охвачено закатом, На берегу стоит пустая церковь, А подле леса тянется кладбище. Вот я вернулся и среди деревьев Припоминаю из романса фразу — Ты, как весна, любовь моя, прекрасна!

Я вздрогнул — ария Надира, Как воды, что прорвали дамбу. Клянусь, за все богатства мира Я эти звуки не отдал бы.

Как будто это ты предстала Передо мной в «персидском» платье, На миг сошедши с пьедестала Навстречу моему объятью.

И там, в печальной психбольнице, Где я сидел, пакеты клея, Возникли вдруг деревья, птицы, И слышен голос Гименея.

Пред смешными, дурацкими гротами Зоосада миниатюрного Восхищался большим бегемотом, Полоненным решеткой ажурною.

Бегемот, бегемот, бегемотина! Фортепьяно, залезшее в лужу! Твоих глаз голубая блевотина Мое сердце обезоружила.

Что тоскуешь ты, чудо болотное? Что так жалобно смотришь, уродина? В этой жизни мы все бегемоты, Увезенные с ласковой родины.